Самый, что ни на есть

Потрясения

Слишком далеко от Москвы, чтобы так, запросто, наведываться. Чересчур холодно по Цельсию, чтобы задумываться об отдыхе на этом ледяном пятачке.

Между прочим, никогда и не верилось, что представится такая возможность: вскарабкаться на саамую макушку земного шара. Взобраться, чтоб потом соскользнуть, буд-то на санках, с ледяной горки. Дух захватывает, ведь это – тот, самый что ни на есть, Северный Полюс!

Немногие добирались до Северного Полюса. Может быть тысячи две со всего Света за последние лет 150. Но многие задумывались об этом. Хотя и понимали, что вряд ли такое возможно. Уж слишком круто. Можно сорваться. Да многие и срывались часто. И другим потом было не повадно. Повадно стало МВК. Хотелось раскрасить “белое пятно” в фирменный оранжевый цвет.

Перевели дух на Шпицбергене. Сверху Шпицберген похож на кляксу, что поставили второпях на карту мира, когда разрисовывали, да не стали смывать. Пусть, дескать, останется на всякий случай. Может пригодится? Вот и пригодился. На Шпицбергене пришлось оставить амбиции. Иначе бы был перегруз. На обратном пути забрали. Сохранились в целости и сохранности в вечной мерзлоте. Кому они нужны, твои амбиции, кроме тебя самого?

На всё про всё и на покорение Северного Полюса отвели каких-то пару дней. Реально ли это? Под силу ли? Люди тратили, ведь, не задумываясь годы и жизни. А ты так, мимоходом. Был ли, не был ли? Быль ли, небыль? Как бы понарошку и не взаправду. Понедельник-вторник, раз и готово! Вроде бы даже и Герой. А почему нет? Стоит вспомнить: стоишь на полметровой льдине. Под ногами четыре с половиной километра Северного Ледовитого Океана. Что вправо, что влево – на несколько тысяч километров ни-ко-го. Практически ни души. И только твоя душа, такая вся замёрзшая и скукоженная, подавленная и растерянная всё же гордо реет парусом над льдиной, гоня её со скоростью 600 метров в час, куда-то на юг, по привычке поближе к людям.

Взволнован сам пуще прежнего. Только лёг и мгновенно становишься частью ледяной массы, ощущая как волнуется льдина, как дышит, как вздымается её грудь раздвигая торосы. Так, точно!, дышит Арктика. Потягивается с хрустом, с треском. Лопается от натуги ледяная кожа, обнажая пульсирующие вены безнадёжно-изумрудного цвета.

Нехотя, как бы от безысходности, в двухстах метрах от нашего лагеря треснула льдина. Это Арктика намечает границу дозволенного, а может даже берёт в окружение? Нужно бы навести мосты, но не до этого, да вроде бы и не с кем. Безмолвие, кажущееся! Подползли к краю трёхметровой трещины, черпаем влагу с жадностью, словно вампиры. Со-ло-но-ва-то! Усугубляет жажду.

Излишне Арктика обнажена. Нагота слепит и завораживает. А ты покрыт слоями одежды как качан капусты. Выглядишь так нелепо и не к месту на белой ладошке мира. Брыкающаяся микроскопическая песчинка. Но тоже, ведь, продукт мироздания.

Пытаешься улыбнуться, а скулы сведены ветром. Натужен весь и вымучен. Чувства основательно отморожены. Солнце яркое, но не помогает. Ждёшь простого человеческого тепла, чтоб отогреться.

Как бы испугавшись неизбежности, наспех возвели 2 палатки, поместив в них, словно сердце, экспозиции. Несмотря на кажущуюся одноразовость, палатки выглядели как настоящие памятники, посреди вечности. Как памятники Героям прошлого и будущего. Памятники покорителям. Севера, Юга ли – не важно. Видимо, чтобы отдать должное героям, нужно самому сделать хоть маленький, но подвиг.

Раньше казалось, что на Полюсе тихо должно быть, как в миру с самим собой. Но ещё на подлёте заподозрили неладное. Сверху ледяное безмолвие напоминало партитуру, испещрённую нотными знаками, уточнённую бемолями и диезами. Застывшая в миноре музыка ждала своего мажорного слушателя. Эдакое затишье перед бурей! Нужно лишь, чтобы кто-то потянул за кончик скрипичного ключика и распустил этот изнывающий от скуки клубок. Наличие Солиста – просто обязательно! Но кто отважится сыграть со стихийным оркестром, да ещё без изнуряющих репитиций? Нужен и особенный инструмент извне, чтоб обескуражить стихию, придав ей мировое звучание. Как нельзя лучше подошла виолончель, да и Маэстро пришёлся по нраву.

Первым, на правах хозяина, вступил ветер, отрывая звуки от струн и выбрасывая их в пустоту. Быть может именно для этого концерта написал Бах свою сюиту для виолончели?

Обратно летели в безмолвии. Вертолёт крался на малой высоте, стараясь не сотрясти пустоту. Каждый молчал про себя, усугубляя тишину. Нас хоть тут и не ждали, но допустили всё же на время, осторожно потом выпроводив восвояси. Спасибо за такт. Так, видимо, и нужно жить, в такт с самим собой.

 

Сергей Мюнх